Пою моё Отечество...

Художественный концепт «Мой Казахстан » в русской, корейской, немецкой, белорусской, татарской, уйгурской, узбекской и курдской литературах отражается как евразийская культурно-эстетическая ментальность.

Этноперекрестки и трансграничье, контакты и взаимодействие культур имеют особый смысл в авторских картинах мира. Поэты и писатели своим творчеством укрепляют единство и согласие нашего общества. Перемена места жительства творческой личности обостряет имагологичес­кий дис­курс творчества. Взгляд из Германии и России позволяет Александ­ру Шмидту и Елене Зейферт тепло и бережно раскрыть образ родной страны, где они родились.

Поэтический сборник Александ­ра Шмидта называется «Здесь и там». Причём «здесь» – это Казахстан , родина, а «там» – это Германия. «Человек в степи всегда на фоне неба. Он больше небожитель, чем землянин. А так как исконным, древнейшим способом передвижения по степи был конь и человек естественным образом оказывался приподнятым над степью, он всегда был как бы окунут в небесную купель. А какие в степи облака!» – восхищается Александр Шмидт.

В концепте «дом» в его поэзии ясно прослеживаются «дом – очаг», «дом – центр мира», «отчий дом», «дом – династия», «возвращение домой», «бездомность»:

Мы возвращаемся домой,

Волной ковыльною, седой

На дом наш Время набегает…

Родовое гнездо, тихая Родина недалеко от железнодорожной станции Переезд. Родная степь, ковыльно-полынная, отливающая серебром, седой ковыль, вечная полынь, розовотелые сосны, смола-живица, степное солнце, необыкновенной синевы небо, диковинные облака так живо предстают в поэзии Александра Шмидта.

«Весну встречайте, как встречают счастье!» – призывает он.

Казахские реалии: невиданный размах и «соль восточных глаз» родной Караганды, «снег с крупицами угля», «Аргамак – конь-гора, конь-долина, конь-ветер…», «златоподковый скакун» органично входят в ритмику и словесный ряд стиха Елены Зейферт. Стихотворение «Родина» – программное для поэтессы, перед которой «дастарханом раскинулась желтая степь». Герой стихотворения, от лица которого ведётся повествование, просит разрешения у степи, одушевляя её и наделяя качествами живого существа, «кумыс талых вод пригубить и воспеть».

Поэты и писатели, живущие в Казахстане, глубинными узами родства связаны с Великой степью, потому так естественно перетекание в их творчество казахской культуры: это и детали казахского быта, и песенная культура, и яркая образность, присущая казахской литературе, и её неповторимый художественный колорит, что отображается в стиле, языке автора, архитектонике произведений.

«Друзей своих за искру вдохновенья» благодарит осетинская поэтесса Зара Бадоева. Каспий снится ей, живущей ныне в Моск­ве. «У моря дней абсурд исчез мгновенно…⁄Пространство здесь предельно откровенно…» В «Избранном» поэтесса признается, что кружево жизни прилежно вязала, как могла, а «Доброе понятье «отчий дом»⁄с понятьем «счастье» вместе слито». Ряд её стихотворений посвящен городам Казахстана: «Город Шевченко» (где «дом приветлив и радушен»), «Мы прилетели в Актау сорок лет спустя…», «Город Гурьев» («свернулся свиток этих лет…⁄во мне твой облик и твои года»), «Город Алматы» («Журчал арык приветливо с утра…»). Прошлое для героини стихотворений – «Дом – бездомность, безмятежный образ детства», окутанный туманом вдохновений. Она призывает своих читателей в детство отворять почаще дверь, чтобы увидеть прошлых лет живой ковер.

Это дом наш – казахская степь...

На вопрос: что значит для дочери депортированного чеченца Казахстан, член АНК, Союза писателей и журналистов Казах­стана Зулпа Чумакова отвечала:

Мне край этот – с детства

единственный рай.

Я песни пою про Марьям с Дударай.

И звуки домбры моё сердце пленят –

Они меня с жизнью казахов роднят…

Надежда Чернова в песне, приходящей ниоткуда, в стихотворении «Два языка» слышит бег степного скакуна, русской удали причуду, темнохвойные боры, ширь степи и плач домбры. Как материнских две руки, два языка качали лирическую героиню:

И в слово русское моё

Вплелась густая речь аулов,

Ещё – ковыльное былье,

Ещё – тревога караулов,

Горячность диких скакунов

И горечь белого емшана

Вошли в дыханье русских слов

И с кровью русичей смешались.

Снежный вихрь февраля, седины ковыля, табуны оседланных коней, тюльпановый вечер и верблюжьи лунки следов – таков топос степи в поэзии Татьяны Фроловской:

Это дом наш, казахская степь,

Это долг наш великий и кровный.

Лирика народного писателя

Казахстана Любови Шашковой прозрачная, как хрустально пульсирующий родник. Особый талант поэтессы, по мнению народного писателя Казахстана Валерия Михайлова, рассказывать про казахскую степь мелодией белорусской речи.

И здесь жила моя душа.

В безбрежности носима ветром,

Влекома к дальним миражам,

Не отторгаемая степью.

В поэзии Станислава Ли струит­ся лунный свет, горький полынный дым, полынная грусть, безбрежный океан степей и полночная тишина, «россыпь желтых тюльпанов на склонах горы». У Фархата Тамендарова с рассветом просыпается степь:

Свежее утро, степное раздолье,

Белые овцы, пастушьи собаки.

И по всему изумрудному полю

Красные маки, красные маки…

Равиль Мусин воспевает Родину, где «народы живут единой семьей», а главное богатство – людские сердца.

Жесткий диск памяти – поэтический образ одного из стихотворений Юрия Серебрянского получает своё дальнейшее развитие в повести «Алтыншаш». Это художественно-документальное повествование о судьбе польских семей, депортированных в Казахстан. Лейт­мотив произведения – благодарность казахскому народу за кров, хлеб, жизнь.

Курдский поэт Салех Саяди характеризует Казахстан как богатый, радушный край:

Народам всем накрыт

здесь дастархан.

Учили жить одной семьею дружной

Его сыны – Абай, Жамбыл, Шокан.

Просторы Казахстана, поля, леса и горы вмещает щедрое сердце лирического героя стихотворения Баве Назира «Мой Казахстан». Казахского брата благодарит автор – лирический герой одноименного стихотворения Меджите Сулеймана за доброту, гостеприимство, богатство души, дружбу и единство.

Это Наурыз шагает...

Дмитрий Вайсбеккер-Иванов посвящает стихотворение

Наурызу, призывая:

Распахните полог юрты –

Наурыз спустился в степь

В это радостное утро

На домбре о солнце петь.

Ему вторит Наталья Абдулвалиева:

С первой капелью,

С последней метелью

Эхом седой старины

С солнца восходом праздник

приходит

В образе юной весны!

В её строках много ярких, теп­лых ассоциаций с приходом

Наурыза: хозяйки готовят вкус­ный наурыз-коже, повсюду слышен смех, и её, как и прежде, в юность уносит алтыбакана полёт.

Смех весёлый не смолкает.

Пляски, пение кругом –

Это Наурыз шагает,

Это праздник входит в дом.

А вот как приветствует весенний праздник Соатой Камолова. Уезжая в дальние края, поэтесса скучает по Родине, по Наурызу:

Если карандаш мой наготове

И бутоны набухают в слове –

Значит, по Весне тоскую я.

Значит, Наурыз я жду опять.

Если вышли девушки гулять,

Все в шелках,

Все в праздничных нарядах,

Музыка в домах и пенье рядом –

Значит Наурыз идёт обнять!

«Наурыз с улыбкой добрых глаз в каждом нашем доме гость желанный», – уверен Закиржан Моминжанов.

Радуется празднику на родной земле и Шоахмад Шопулатов:

Счастливый, жизнерадостный народ

Здесь в дружбе и согласии живёт.

Жизнь расцветает наша, счастлив я,

Мой Казахстан! Здесь Родина моя!

Иброхим Туркий любовь к Родине передает такими строками:

Зелёные склоны, холодный родник,

Навеки к тебе, Казахстан, я приник…

Казахская земля «дарит нам жизненные и творческие силы», – убежден и татарский поэт Гриф Хайруллин.

Страна моя, где неба высь –

Мой жизненный предел.

Твои бы силы не влились,

То как бы я взлетел?!

Творческая личность в современной литературе Казахстана, как и герои создаваемых ею художественных произведений, находятся на перекрестке культур, в едином духовном пространстве этнического и культурного взаимо­действия.